История изучения истерий

Как особое заболевание истерия была известна с глубокой древности, но понимание ее сущности менялось в различные периоды в зависимости от уровня развития медицинской науки.

В то же время и симптоматика истерии, как видно из приводимых в медицинской литературе описаний, также подвергалась изменениям. Постоянно описываемыми истерическими проявлениями были судорожные припадки, анестезия кожи и слизистых оболочек, головная боль типа давления в области темени и чувство давления в горле — «истерический ком».

В средние века, во времена господства мистики и религиозных суеверий, больные истерией высказывали бредовые идеи бессодержимости или перевоплощения в животных. В зависимости от характера овладевших ими представлений больные то страшились церковных обрядов и предметов религиозного культа, под влиянием которых у них возникали судорожные припадки, то лаяли по-собачьи, выли по-волчьи, кудахтали подобно курам, подражая якобы вселившимся в них животным.

Служители инквизиции расценивали нечувствительные анестезированные участки кожи у больных как «печать дьявола». Обнаружение их признавалось неоспоримым доказательством связи человека с дьяволом, и на кострах инквизиции вместе со свободомыслящими «еретиками» тысячами гибли больные истерией.

В России такая форма истерического невроза проявлялась в кликушестве. У относительно спокойных в домашних условиях больных- кликуш, считавших, что в них вселился дьявол, в церкви начинался судорожный припадок с вскрикиваниями («выкликание»).

Таким образом, видно, что идеи и верования, господствовавшие в обществе, у больных истерией превращались из веры и мысли в цельный образ, в ощущение и соответствующее ему поведение.

С падением в обществе религиозных верований и суеверий изменялась и клиническая картина истерии.

В XVIII—XIX вв. истерия проявлялась судорожными припадками и сумеречными состояниями с изображением эмоционально насыщенных сцен, заимствованных из прошлых переживаний больных. Влияние окружающей среды на симптоматику истерии иллюстрируется известными фактами. Так, мы знаем, что особенно сложное развитие истерические припадки получили у больных, лечившихся в Сальпетриере у Шарко. Сосредоточение внимания врачей на мельчайших особенностях течения истерических припадков, интерес, проявляемый к малейшей новой подробности, вызывали значительное усложнение их течения, которое не наблюдалось у больных, находившихся в других больницах.

В начале XX в. с вошедшим в моду культом эротики и упадническими настроениями в литературе, в истерических проявлениях участились сексуальные мотивы, главным образом среди больных из дворянства и буржуазии.

В период первой империалистической войны значительно увеличилось количество заболеваний, так называемой командной истерией. Во время припадка больные изображали сцену боя, выкрикивали слова команды и т. д. Во время Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. командная истерия в Советской армии и среди гражданского населения была исключительно редким заболеванием, что объясняется высоким моральным обликом и патриотизмом советских воинов и мирного населения.

В симптоматике истерии послевоенного периода стали преобладать соматические и вегетативные нарушения.

Возможность появления при истерии симптомокомплексов, обычно характеризующих различные соматические заболевания, заставила Сиденгама в 1680 г. сказать, что истерия «подражает всем болезням»; спустя 200 лет Шарко, исходя из тех же признаков, назвал ее «великой симулянткой».

Описанная изменчивость клинической картины истерии нашла объяснение в современном понимании ее сущности и патофизиологического механизма, а также в особенностях высшей нервной деятельности больных истерией, на чем мы остановимся позже.

В древней Греции истерию считали женской болезнью, вызываемой «блужданием матки» в теле больной женщины.

Симптомы истерии объясняли сдавленнем якобы блуждающей маткой или непосредственно различных органов или идущих к ним кровеносных сосудов.

Понимание истерии, как исключительно женской болезни, сохранялось в медицине в течение многих веков.

В XVII в. французский врач Шарль описал истерию у детей и мужчин, чем нанес решительный удар пониманию ее как женской болезни.

Взгляд на истерию как на нервное заболевание разделяли Сиденгам, Жорже, Брике и другие. Брике признавал истерию «мозговым неврозом» с основным проявлением в виде нарушения «чувственных восприятий и страстей».

При этом Брике считал, что главное значение в возникновении истерии имеет наследственное предрасположение. В дальнейшем утверждение ведущей роли наследственности в возникновении истерии начинает господствовать в невропатологии, перекликаясь с созданной Морелем теорией вырождения.

Конституциональную, врожденную природу истерии признает также Кречмер, взгляды которого получили широкое признание в зарубежной медицине.

Считая истерию врожденным заболеванием, Кречмер устанавливает в качестве ее основы преобладание «инстинктивных, рефлекторных или иных биологически предуготованных механизмов», возникающих в ответ на аффективные переживания, связанные с инстинктом самосохранения и половым влечением.

Эти аффективные переживания, по мнению Кречмера, в дальнейшем перерабатываются и закрепляются как тенденциозные реакции бегства в болезнь. Такое закрепление патологических реакций обуславливается наличием у человека наряду с сознательной волей еще «гипобулики» — примитивной инстинктивной части воли.

Из современных зарубежных авторов взгляд Кречмера разделяет Зоммер, который пишет: «истерия имеет ценность настоящего инстинкта, неизбежно разворачивающего свои проявления у людей слабых, неспособных к жизненной борьбе и достигающих успеха благодаря болезни».

Низведение человека только до биологического организма с забвением его социальной сущности является грубой ошибкой обоих авторов.

Также нельзя согласиться и с взглядом Кречмера о существовании у человека 2 видов воли. Воля есть специально человеческое качество, выработанное под влиянием социальных условий существования и целенаправленной трудовой деятельности, волевые акты подчинены сознанию, поэтому «бессознательной» воли быть не может.

Теория Кречмера по сущности ее является одной из разновидностей учения, созданного Фрейдом. Для обоих авторов характерно игнорирование социального фактора в развитии и деятельности человека, преувеличение роли инстинктов и признание господства бессознательных влечений над сознательной деятельностью человека.

Распространяя свои взгляды на понимание истерии, Фрейд основой ее считает нарушение полового влечения, различая 2 формы: истерию развития и актуальную истерию. При последней форме, по Фрейду, патогенное значение имеют продукты неправильного обмена половых веществ. Истерию развития он считал следствием задержки полового влечения на одной из инфантильных стадий развития.

Оценка фрейдизма как антинаучной и реакционной теории была дана в главе о неврозах.

Бернгейм и Бабинский развивали идею о роли особого психического свойства — внушаемости — в развитии истерии.

Истинно истерическими или «питиатическими» Бабинский считал только симптомы, вызываемые самовнушением и устраняемые посторонним внушением или разубеждением, признавая в то же время значение в развитии заболевания целевой установки больных, их стремления обратить на себя внимание и выделиться из окружающей среды.

Большой вклад в научное понимание истерии внес Жане.

Исходя из психологических принципов, основой истерии он считал нарушение психического синтеза и склонность к диссоциации отдельных функций.

Жане определял истерию как «форму умственной подавленности, характеризующуюся сужением поля личного сознания и наклонностью к диссоциации и эмансипации системы идей и функций, синтез которых составляет нашу личность».

В соответствии с пониманием сущности истерии, отдельные ее симптомы, как например воспроизведение во время припадков забытых переживаний, амавроз, паралич и т. д., Жане объяснял отщеплением от личности и как бы самостоятельным существованием отдельных функций.

Интересная точка зрения была высказана Солье, который считал, что сущность истерии состоит в частичном сне отдельных мозговых областей и центров.

Ошибка представителей психологического направления в понимании истерии заключается в переоценке психологических моментов и игнорировании физиологических нарушений, что частично объясняется отсутствием достаточных знаний по физиологии головного мозга.

Не будучи удовлетворенными чисто психологическими объяснениями сущности истерии и не пытаясь в то же время понять ее материалистически, физиологически, некоторые из зарубежных невропатологов пришли к отрицанию этой формы невроза, признавая истерический характер, или истерические реакции свойственными всем здоровым людям.

Не следует думать, что в зарубежной медицине не было сделано попыток морфологического и физиологического анализа истерии.

Солье связывал истерические симптомы с нарушением функций мозговых центров, Крамер — с поражением преимущественно коры головного мозга, а Маринеско в первых работах — с поражением подкорковых нервных аппаратов.

Позже Маринеско с сотрудниками сделали попытку физиологического объяснения истерии на основе учения И. П. Павлова. Они считали, что в основе истерии лежит изменение нормальных взаимоотношений между корой и подкорковой областью, вследствие нарушения процесса индукции. Основой патологического состояния они продолжали считать возбуждение подкорки.

Самобытное, независимое от влияний зарубежной науки развитие русской медицины видно хотя бы из того, что уже в лекарских сборниках XVII в. имеются описания клинической картины истерии, но греческое название ее не упоминается. Причину истерии русские врачи видели или во влиянии вредных веществ, образующихся в организме, или в поражении головного мозга. Очевидно, и в те далекие времена русской медицине не были чужды материалистические идеи.

Материалистическое направление в понимании истерии имело место в отечественной невропатологии и психиатрии и в последующий период их развития, хотя на части работ сказалось влияние идеалистической психологии и теорий, господствовавших в зарубежной медицине.

Значительная часть отечественных работ по истерии имела казуистический характер, уточняя симптоматологию заболевания, не касаясь его сущности.

Другие авторы исследовали сущность истерии, и, хотя не имели достаточных знаний, чтобы понять ее физиологически, пытались установить влияние факторов среды на возникновение заболевания и развивающиеся при нем мозговые нарушения.

В. фон Гольст и М. И. Федоров, в период расцвета учения о наследственном характере истерии в зарубежной невропатологии, отрицали ведущую роль при ней врожденной конституции, считая ее неврозом, вызванным воздействием внешних условий.

Б. С. Кнотте , как показывает уже само название его работы «Несостоятельность психологических теорий истерии», пытался дать физиологическое объяснение ее сущности. Критикуя взгляды Шарко, Бабинского, Солье, Фрейда и их методы лечения, он высказал мнение, что в основе истерии лежит нарушение взаимодействия между различными нервными центрами.

Л. О. Даркшевич рассматривал истерию как экзогенное, вызванное внешними воздействиями, заболевание, имеющее рефлекторную природу.

Он писал: «Истерия представляет собой истинный невроз, результат чрезмерного повышения возбудимости нервной системы в том ее отделе, который назначен для восприятия раздражений, идущих с концевых чувствительных аппаратов».

В. М. Бехтерев, несомненно под влиянием учения И. П. Павлова об условных рефлексах, создал свою теорию о психике, как совокупности сочетательных рефлексов, образующихся на внешние воздействия. Однако в своей теории он не смог полностью освободиться от дуализма, признавая наряду с объективной психологией или рефлексологией также субъективную психологию. Учение о сочетательных рефлексах он применил для понимания истерии, рассматривая некоторые из ее симптомов, как нарушение сочетательной деятельности, а для объяснения других привлекая учение Н. Е. Введенского о парабиозе.

Л. В. Блуменау понимал истерию как расстройство личных временных связей, как условнорефлекторный невроз. Основной патофизиологический механизм истерии Л. В. Блуменау видел в интракортикальном торможении, вызывающем размыкание временных связей при отсутствии торможения нервных центров.

Часть невропатологов все же оставалась в стороне от физиологического понимания истерии.

П. Б. Ганнушкин ошибочно относил истерию к психопатиям, несмотря на точное установление им ее динамики и изменения клинической картины в зависимости от воздействий внешней среды.

В. Н. Мясищев в первый период своей работы по неврозам также видел сущность истерии не в нарушении физиологических процессов, а в несоответствии между «потребностями личности и ее внутренними ресурсами».

В работах последнего времени В. Н. Мясищев объединил патофизиологическое понимание истерической симптоматики при развитии истерии с нарушением отношений личности с внешней средой.

Несмотря на господство в отечественной невропатологии материалистического направления в понимании истерии, попытки физиологического объяснения ее не могли идти дальше предположений о поражении центров, повышении нервной возбудимости или, в лучшем •случае, нарушении сочетательной деятельности или развития парабиоза.

Чтобы физиологически понять клиническую картину такого сложного нервного заболевания, как истерия, необходимо было вскрыть хотя бы основные физиологические закономерности деятельности головного мозга, но именно это сделано еще не было.

Возможность понять сущность истерии, полностью избежав дуализма, была создана учением И. П. Павлова.

В работе 1932 г. «Проба физиологического понимания симптомологии истерии» И. П. Павлов высказал окончательно сформулированный им взгляд на клинику, патогенез и сущность заболевания.

Говоря не только о неврозах, а о болезненных состояниях вообще, И. П. Павлов определял их как встречу организма с чрезвычайными условиями внешней среды.

На основании этого понимания сущности болезнен вообще, а также в связи с установленной им экспериментально экзогенной обусловленностью неврозов, он отвергал конституциональное, наследственное происхождение истерии. По его мнению, истерия есть функциональное заболевание нервной системы, особая форма невроза, вызываемая, как и все неврозы, перенапряжением нервных процессов воздействиями внешней среды.

Перенапряжение нервной деятельности может быть вызвано влиянием сверхсильных раздражителей — смерть близких людей, опасность для собственной жизни, разрыв с любимым человеком и т. д., или действием хронических длительных переживаний, как например, жизненными неудачами, обидами, переходом от надежды к разочарованию, напряженным ожиданием важного события.

Специфичность истерии, характерную для нее симптоматику И. П. Павлов ставил в зависимость от особенностей нервной системы от специально человеческого типа высшей нервной деятельности больных, от соотношения между сигнальными системами.

И. П. Павлов считал, что истерия развивается у людей, принадлежащих к художественному типу высшей нервной деятельности.

Он писал: «признание двух сигнальных систем действительности у человека, надо думать, поведет специально к пониманию механизма двух человеческих неврозов : истерии и психастении. Если люди на основании преобладания одной системы над другой могут быть разделены на мыслителей по преимуществу и художников по преимуществу, тогда будет понятно, что в патологических случаях при общей неуравновешенности нервной системы первые окажутся психастениками, а вторые истериками».

При этом И. П. Павлов считал, что для заболевания истерией необходимо наличие общего слабого типа высшей нервной деятельности.

Однако последующие исследования показали, что при очень тяжелых перенапряжениях нервной системы, особенно при наличии ослабляющих соматических заболеваний, истерия может развиваться и у людей, принадлежащих к сильному типу высшей нервной деятельности.

Естественно, что при перенапряжении нервной системы ослабление сильней сказывается на тех ее отделах и тех процессах, которые и в здоровом состоянии были более слабыми. Поэтому при истерии в первую очередь слабеет вторая сигнальная система и перевес берет первая, в связи с чем возникают различные истерические симптомы

И. П. Павлов писал: «У истерика общая слабость, естественно дает себя особенно знать на второй сигнальной системе, и без тог уступающей в художественном типе первое место первой, тогда ка в нормально развитом человеке вторая сигнальная система есть высший регулятор человеческого поведения. Отсюда — хаотичность в деятельности первой сигнальной системы и эмоционального фонда, виде болезненной фантастичности с безудержной эмотивностью, при глубоком нарушении общего нервного равновесия и, в частности, синтеза личности».

Вследствие затормаживания воздействием сверхсильных и длительно действующих раздражителей слабой коры головного мозг у больных истерией развивается хроническое стойкое гипноидное т. е. тормозное, состояние с различными переходными фазами.

При этом по закону положительной индукции тормозное состояние коры вызывает перевозбуждение подкорковой области, появления аффективных взрывов и судорожных припадков.

С другой стороны, возможно распространение торможения на подкорковую область с нарушением безусловнорефлекторной деятельности или развитием летаргического сна.

На торможении коры головного мозга основана, по мнению И. П. Павлова, и специфическая особенность больных истерией — внушаемость и самовнушаемость. Она зависит от преимущественно образного мышления больных истерией, от перехода слова в образ или действие и от образования функционально-динамических очагов концентрированного возбуждения на фоне разлитого торможения остальных отделов коры больших полушарий головного мозга.

Таким образом, И. П. Павловым была выяснена природа истерической внушаемости, вопрос о которой в течение десятков лет находил разрешения.

Изучение нарушения физиологических нервных процессов при истерии дало возможность И. П. Павлову опровергнуть мнение умышленной целевой направленности заболевания и склонности больных истерией к симуляции.

И. П. Павлов показал, что у больных истерией на фоне хронического тормозного состояния коры головного мозга легко упрочиваются патологические условные рефлексы. Упрочению их способствует образование ассоциативной связи между их появлением и прекращением тягостной для больного ситуации или получением каких-либо приятных впечатлений. Анализ закрепления патологических условных рефлексов был проведен И. П. Павловым при изучении истерического страха.
Естественно, что у больного человека возникшие таким образом симптомы заболевания могут прочно вплетаться в его поведение, изменять его и господствовать над ним.

Исходя из особенностей почвы, на которой развивается истерия, и патофизиологического механизма заболевания, И. П. Павлов дал следующую характеристику нарушений нервной деятельности при истерии: «На основном фоне слабости больших полушарий истеричных постоянно в разнообразных комбинациях обнаруживаются, дают себя знать 3 частных физиологических явления : легкая подверженность гипнотическому состоянию в разных степенях, вследствие того, что даже и обычные жизненные раздражения являются сверхмаксимальными и сопровождаются запредельным разлитым торможением (парадоксальная фаза), чрезвычайная зафиксированность и концентрированность нервных процессов в отдельных пунктах коры, благодаря преобладанию подкорки и, наконец, чрезмерная сила и распространенность отрицательной индукции, т. е. торможения, вследствие малой сопротивляемости положительного тонуса остальных отделов коры».

Учение И. П. Павлова дало возможность понять как заболевание в целом, так и отдельные его симптомы. Естественно, что дальнейшие работы по изучению истерии основываются на положениях павловского учения и являются дальнейшим их развитием.

Так, Ф. П. Майоров описал истерию у лиц сильного общего типа нервной системы, А. Г. Иванов-Смоленский и Ю. Я. Поворинский изучили патофизиологический механизм истерического мутизма и отличительные признаки его при сравнении с посткоммоционным мутизмом. Кроме того, было проведено большое количество экспериментальных исследований истерии, подтверждавших основные положения учения И. П. Павлова об ее сущности и вскрывавших патофизиологические механизмы отдельных симптомов заболевания.