Асимметрия функций при формировании фузионного образа в периферическом зрении

Изложение результатов экспериментального исследования формирования фузионного образа целесообразно начать с анализа экспериментов, посвященных фузии в периферическом зрении, психофизиологические механизмы которого более изучены, чем центрального.

Классическая психофизиология считала, что периферическое зрение не приспособлено для осуществления зрительных функций, связанных с остротой зрения и предметным различением. Однако впоследствии оказалось, что это не совсем так. Все опыты, с помощью которых проводилось и проводится изучение межполушарных отношений, предусматривают фиксацию взора на фиксационной точке, расположенной в центре зрительного поля. Стимулы при этом располагаются слева и справа от фиксационной точки и адресуются исключительно в периферические зоны сетчатки. Опыты, проведенные в этих условиях, показывают, что с помощью периферического зрения возможно восприятие как образного, так и вербально оформленного материала.

Известно, что фузия происходит в тех случаях, когда стимул проецируется в корреспондирующие зоны сетчатки двух глаз, и не происходит при проекции стимула в некорреспондирующие зоны.

Психофизиологические механизмы образования фузионного образа, т. е. слияния монокулярных изображений в бинокулярный образ, до сих пор остаются не выясненными, хотя выдвинута гипотеза о назотемпоральном наложении рецептивных полей обоих глаз. Существующие в настоящее время теории фузионных процессов противоречивы, так как, с одной стороны, фузия рассматривается как результат конвергенции равных монокулярных возбуждений на бинокулярные нейроны, а с другой, как доминирование одной из монокулярных систем на фоне подавления другой. Но ни та, ни другая точка зрения не считается вполне доказанной, и фузия остается во многих отношениях «таинственным процессом».

При анализе психофизиологических механизмов фузии мы прежде всего учитывали, что она является функцией бинокулярного (т. е. двуглазового) зрения и потому должна быть обусловлена билатеральной регуляцией центральных мозговых структур и билатеральной перцепцией парных чувствующих органов. При этом предполагалось, что каждая из корреспондирующих зон, участвующих в создании бинокулярного фузионного образа, имеет свою функцию, и, следовательно, фузионный образ, являющийся продуктом межполушарных отношений, не должен быть простой суммой одинаковых монокулярных образов. Целый ряд анатомо-физиологических данных, рассмотренных в предыдущей главе, может свидетельствовать в пользу неравнозначности функций корреспондирующих зон, участвующих в образовании фузионного образа. К ним относятся неполная идентичность строения носовых и височных зон, составляющих корреспондирующие пары, существенные различия их связей с мозговыми полушариями (перекрещенные и неперекрещенные нервные волокна, оканчивающиеся в разных слоях стриарной коры) и некоторые другие.

Для экспериментального изучения функций носовых и височных зон в образовании фузионного образа был использован метод их разъединения внутри корреспондирующих пар. Иначе говоря, создавались условия, в которых каждая из корреспондирующих зон функционировала независимо от другой. Это возможно при изолированной проекции раздражителей в рецепторы каждой из зон сетчатки, обусловливающих периферическое (или центральное) зрение.

Методически и экспериментально задача вычленения функций каждой из корреспондирующих зон очень проста и не требует сложной аппаратуры.

В качестве простейшей экспериментальной установки, позволяющей фиксировать стимулы в заданной точке зрительного поля, использовался корпус стандартного линзового стереоскопа, из которого изымалась вся оптическая система. Передняя матовая стеклянная стенка корпуса стереоскопа использовалась в качестве экрана, размеры которого составляли 100 мм в длину и 45 мм в ширину. Экран имел долевую прорезь, в которую вставлялись цветные стержни, свободно перемещавшиеся вдоль экрана, служившие раздражителями. Долевая прорезь, проходящая вдоль экрана, была снабжена измерительной шкалой, имевшей нулевую отметку в середине экрана и цифровые значения со знаком «плюс», располагавшиеся от нуля в правую сторону экрана, и со знаком «минус», располагавшиеся от нуля в левую сторону экрана. По нулевой отметке шкалы помещался разделитель полей зрения, который делил экран на две одинаковые части: левую (от «0» до «—50») и правую (от «0» до «+50»). Разделитель полей зрения гарантировал проекцию раздражителя в заданную зону сетчатки и исключал его дополнительную и незадаваемую проекцию в другой глаз.

/Размерами стандартного стереоскопа определялось расстояние от экрана, где располагались стимулы, до глаз испытуемого; в среднем оно составляло около 65 мм.

Процесс фузии в периферическом зрении изучался методом проекции одиночных и парных раздражителей в носовые и височные зоны. Этот метод позволял варьировать стимуляцию периферических зон во всех возможных сочетаниях: проекция одиночного стимула в носовую или височную зону или одновременная проекция двух различных стимулов в обе носовые, или в обе височные (некорреспондирующие) зоны, или в носовую одного и височную другого (корреспондирующие) зоны.

Все опыты проводились в условиях первичного положения глаз, которое контролировалось фузией фиксационных точек. Инструкция, о необходимости выполнения которой постоянно напоминал экспериментатор, запрещала испытуемому перемещение взора и предписывала следить за стабильностью фузионного образа фиксационных точек. Первичное положение глаз и отсутствие задач, адресованных к остроте зрения, обусловливали достаточно четкое видение раздражителей для определения их локализации в зрительном поле.

Опыты проводились с тремя различными выборками специально отобранных (70 человек) испытуемых. С каждым из них проводилось 8 серий опытов (по 6 предъявлений в каждой серии); с некоторыми испытуемыми (около 30% выборки) опыты многократно повторялись через разные промежутки времени (от нескольких месяцев до 3 лет). Результаты, полученные в повторных опытах, оказались одинаковыми или почти одинаковыми. Критерием отбора испытуемых была правосторонняя асимметрия: группы составлялись из здоровых людей, не имевших семейного левшества, заикания и косоглазия.

Следует отметить, что еще 50 лет назад Г. А. Литинский проводил аналогию между заиканием и косоглазием, которые он связывал, подобно леворукости, с отклонениями в межполушарных отношениях. Мы разделяем точку зрения Г. А. Литинского и также ставим в зависимость от особенностей межполушарного взаимодействия не только леворукость, но и косоглазие и заикание. Поэтому при отборе испытуемых как показатель правосторонней асимметрии и нормального распределения функций учитывалось отсутствие не только семейной леворукости, но и семейного косоглазия и заикания.

Отобранные таким образом испытуемые условно принимались за норму в плане латерализации функций и межполушарных отношений. Все отобранные испытуемые не имели жалоб на недостаточность бинокулярного зрения и диагносцированных офтальмологами отклонений в его функционировании.

Предваряя описание экспериментальных данных, нужно сделать еще одну оговорку. В наших опытах создавались весьма необычные для глаз испытуемых условия: раздражители помещались ближе зоны ясного видения, что исключало возможность конвергенции глаз. Однако с позиций билатеральной регуляции и билатеральной перцепции именно эта область пространства, обычно не анализируемая, представляет особый интерес. Объясняется это тем, что именно в данной зоне проще всего «разъединить» корреспондирующие зоны и «поймать» компоненты фузионного образа на их пути к фузионному слиянию. Кроме того, если согласиться с тем, что «возбудителем зрительного ощущения является пространственная и временная конфигурация лучистой энергии», то окажется, что в поле зрения нет и не должно быть «мертвой зоны»; стимул, предъявляемый из любой точки пространства и проецируемый в зрительные рецепторы, не может не вызывать соответствующую зрительную перцепцию.

В опытах, поставленных для изучения роли носовых зон в образовании фузионного образа, стимулы проецировались из наружных частей монокулярных полей зрения в носовые зоны сетчаток левого и правого глаза.

Первым этапом опыта было изучение фузии при проекции парных раздражителей в некорреспондирующие носовые зоны сетчатки обеих зон одновременно. Один стимул (красный стержень) проецировался из наружного квадранта левого экрана в носовую зону левого глаза. Для этого он помещался на отметку «—40» градуированной шкалы экрана, что обеспечивало его проекцию в левый глаз под углом 7—17° (в зависимости от расстояния между центрами зрачков испытуемых). Другой стимул (стержень зеленого цвета) помещался по отношению к первому зеркально, т. е. на отметку «-40», что обеспечивало его аналогичную проекцию в правый глаз.

По команде экспериментатора испытуемый подносил левой рукой прибор к глазам и, фиксируя взгляд на точках, расположенных в центре каждого экрана (что обусловливало параллельное положение зрительных осей), смотрел на раздражители, расположенные на экране, «на просвет». Не переводя взгляда, он сначала описывал видимое им положение раздражителей в поле зрения, а потом показывал правой рукой их местоположение с наружной стороны экрана миниатюрной указкой. Таким образом, ответ испытуемого складывался из двух компонентов: вербального описания местоположения стимула в зрительном поле и моторной локализации видимого им стимула в соответствующей точке экрана правой рукой.

Время экспозиции стимулов и ответных реакций испытуемых не ограничивалось.

В результате проведения экспериментов было обнаружено, что 90% испытуемых наших выборок (здоровые правши) видели и показывали раздражители, находившиеся на экране и проецировавшиеся в носовые зоны сетчатки, в соответствии с их действительным местоположением. Испытуемые видели единое поле зрения (результат совмещения монокулярных полей), в центре которого находилась точка (фузионный образ двух фиксационных точек). В дальнейшем эту точку для краткости мы будем условно называть фузионной. Вдоль наружных границ своего поля зрения испытуемые видели предъявляемые им стимулы: правый — справа и левый — слева. Испытуемые сразу и правильно показывали местоположение видимых ими стимулов с внешней стороны экрана. Левый стимул они показывали на отметке «—40» левого экрана, а правый соответственно на отметке «+40» правого экрана.

Таким образом, по результатам этой серии экспериментов можно констатировать, что проекция раздражителей в носовые зоны сетчатки у большинства испытуемых обеспечивает адекватное восприятие пространственного положения стимулов и их непосредственную чувственную перцепцию, т. е. формирует образ стимула, который мы назвали перцептивным. Вместе с тем 10% испытуемых иногда показывали один из стержней (чаще правый) на другом экране, в области проекции височной зоны другого глаза, там, где раздражителя не было. Моторная локализация раздражителя, неадекватная его действительному местоположению, свидетельствовала о том, что в данном случае перцептивный образ не сформировался.

Вторым этапом изучения периферического бинокулярного зрения были эксперименты, предусматривающие проекцию парных раздражителей в височные зоны сетчатки обоих глаз одновременно. В условиях проведения опыта точно таких же, как только что описанные, цветные стержни помещались во внутренние части левого и правого экранов. Один стержень (красный) помещался на левом экране на отметке «—10», а другой (синий) — зеркально, на правом экране на отметке «+10». Таким образом, оба стержня располагались симметрично, справа и слева от разделителя полей зрения. Это обеспечивало их проекцию на периферию зон сетчатки: правого стержня в сетчатку правой височной зоны и левого стержня в сетчатку левой височной зоны. Угол проекции составлял от 13° до 23° (в зависимости от расстояния между центрами зрительных осей глаз испытуемых) .

В соответствии с инструкцией испытуемые держали прибор левой рукой и показывали местоположение видимых ими «на просвет» стержней — правой.

В итоге опытов обнаружилось, что испытуемые данных выборок, отобранные как представители выраженной правосторонней асимметрии, показали сходные результаты: 56 человек из 70 (т. е. 80%) видели стержни смещенными в контралатеральном направлении (стимул, в действительности расположенный во внутреннем квадранте правого экрана, виделся расположенным на периферии зрительного поля слева, и стимул, в действительности расположенный во внутреннем квадранте левого экрана, виделся расположенным на периферии зрительного поля справа], т. е. предъявляемые раздражители зрительно локализовались на экране в точках, не соответствующих их действительному положению.

В полном соответствии со зрительными представлениями испытуемых образы предъявляемых раздражителен локализовались ими и моторно: раздражитель, предъявлявшийся левому глазу и расположенный слева от разделителя полей зрения на отметке «—10», показывался испытуемыми у наружной границы правого экрана, в районе отметок «+40», «+45», а раздражитель, предъявлявшийся правому глазу и расположенный справа от разделителя полей зрения на отметке «+10», показывался испытуемыми у наружной границы левого экрана, в районе отметок «—40», «—45». При этом моторный компонент предлагавшейся испытуемым задачи вовсе не затруднял их: уверенно и без всяких поисковых движений они обозначали указкой место экрана, в котором видели предъявляемый раздражитель. Так же легко выполнялось испытуемыми предложение экспериментатора повторить показ еще и еще раз. Зона моторной локализации образа, как правило, не менялась совсем или менялась в очень незначительных пределах (от ±40 до ±45 делений градуированной шкалы экрана). По отчетам испытуемых субъективно это выглядело так: в центре единого бинокулярного зрительного поля виделась фузионная точка, а на крайней периферии вдоль наружных границ поля зрения симметрично располагались раздражители.

Объективно это значило, что 80 /о испытуемых видели стимул, проецируемый в височную зону одного глаза,, смещенным в пространство другого глаза. Больше того.

стимул, проецировавшийся в височную зону, виделся перед носовой зоной, т. е. в пространстве корреспондирующей зоны другого глаза. В остальных 20% случаев испытуемые видели и локализовали двигательно один из предъявляемых стимулов или оба стимула в тех же точках пространства, где они находились в действительности.

Таким образом, в абсолютном большинстве случаев при проекции стимулов в височные зоны сетчаток обоих глаз и в незначительном количестве случаев при проекции стимулов в носовые зоны стимулы воспринимались в точках пространства, не соответствующих их действительному местоположению.

При соблюдении условия первичного положения глаз (параллельное положение зрительных осей, контролировавшееся фузией фиксационных точек) феномен контра- латерального переноса образов был совершенно стоек. Место пространства, где стержни в действительности находились, воспринималось совершенно «пустым», свободным от раздражителей: испытуемые показывали свои «видения» в чистых частях экранов, не подозревая, что видят и показывают образы на «пустом месте».

Иначе говоря, в силу каких-то причин перцептивные образы предъявляемых раздражителей не формировались.

В системе терминологии физиологической оптики можно сказать, что образ раздражителя, предъявляемого одному глазу, строился другим глазом. Вместо перцептивных образов возникали зрительные образы, которые по отношению к раздражителям виделись смещенными в контралатеральном направлении, в пространстве корреспондирующих с ними носовых зон. Мы назвали эти образы фантомными. В процессе моторной локализации фантомных образов в пространстве левого и правого экранов было обнаружено, что по сравнению с перцептивными они имеют существенные отличительные особенности.

Первой особенностью фантомных образов было постоянство их местоположения в поле зрения испытуемых: в абсолютном большинстве случаев они локализовались в пространстве, принадлежащем корреспондирующей зоне другого глаза, точнее в пространстве, воспринимаемом корреспондирующей зоной другого глаза.

Второй особенностью оказалась их неустойчивость,, которая имела своеобразный характер. Фантомные образы были совершенно стабильны и неизменно существовали в пространстве корреспондирующих зон в течение всего времени предъявления раздражителя, но исчезали под влиянием движущегося раздражителя. Когда испытуемые показывали фантомный образ указкой, проводя ею с наружной стороны экранов, эти образы как будто меркли, теряли свою реальность. Обнаружилось далее, что интенсивное движение дополнительного раздражителя в пространстве, занимаемом фантомным образом, приводит к его полному, хотя и очень кратковременному, исчезновению. Так, если потереть указкой фантомный образ, видимый «на просвет» на экране, то он исчезнет. На его месте зрительное поле окажется на мгновение; пустым, чистым от раздражителей. И тут же он снова начнет проступать, может быть чуть отодвигаясь в сторону. Эта особенность фантомных образов временно исчезать под воздействием двигающегося реального раздражителя является самым ярким и удивительным отличием их от перцептивных образов, воспринимающихся адекватно действительному местоположению раздражителей.

Те испытуемые, в периферическом зрении которых не возникали фантомные образы, видели раздражители в соответствии с их действительным местоположением, в центре зрительного поля, сближенными между собой и именно так, в соответствии с их действительным местоположением, они локализовали раздражители моторно. Остальные испытуемые хотя и не воспринимали раздражители в их действительном местоположении, но видели их смещенными в пределах того же экрана и, соответственно, той же стороны зрительного поля. Например, раздражитель, проецируемый в височную зону левого глаза, воспринимался в виде его фантомного образа, локализуемого в пространстве носовой зоны, но того же левого глаза.

Следует сказать, что одновременная раздельная проекция двух различных раздражителей как в обе носовые, так и в обе височные зоны сетчатки (т. е. в некорреспондирующие зоны) никогда не сопровождалась борьбой полей зрения. Здоровые испытуемые в этих условиях видели зрительные стимулы разнесенными в поле зрения.

Итак, проекция парных раздражителей в носовые зоны сетчатки обусловливала их восприятие, адекватное их действительному местонахождению. Субъективно стимулы виделись несколько сближенными между собой, как расположенные вдоль границ бинокулярного поля зрения. Но при этом левый стимул виделся в левом квадранте зрительного поля, а правый — в правом квадранте зрительного поля. Моторно стимулы локализовались в полном соответствии со зрительным восприятием. Испытуемые сразу и безошибочно показывали стимулы именно там, где они находились в действительности.

Проекция стимулов в височные зоны сетчатки обоих глаз, напротив, обусловливала их ошибочную зрительную локализацию: стимулы виделись смещенными в контралатеральном направлении, в пространстве корреспондирующей носовой зоны другого глаза.

Таким образом, проекция раздражителей в носовые зоны сетчатки была не равноценна проекции в височные зоны. Кроме того, проекция раздражителей в височные зоны обусловливала возникновение фантомных образов, что почти не наблюдалось при проекции раздражителей в носовые зоны. Проведенные опыты показали также, что проекция парных раздражителей в носовые и височные зоны сетчатки не обнаруживает латеральной асимметрии и преимущества одного из зрительных полей.

Проекция парных раздражителей в корреспондирующие зоны сетчатки, обеспечивающие в бинокулярном зрении отражения левого и правого пространства, в условиях наших экспериментов не выявила латеральной асимметрии. Вместе с тем хорошо известно, что левое и правое зрительные поля, перцепция которых осуществляется контралатеральными полушариями, воспринимаются человеком не одинаково; вербальная информация быстрее и точнее воспринимается, если она предъявлена в правом зрительном поле, при ее адресованности к левому полушарию. В то же время зрительная информация трудно вербализуемая, имеющая образный характер, быстрее и точнее воспринимается при ее адресованности к правому полушарию из левого зрительного поля. При этом индивидуальная предпочитаемость левого или правого зрительного поля, не связанная с содержанием информации, обычно не учитывается. Однако жизненные показатели могут свидетельствовать о стойком доминировании либо левого, либо правого зрительного поля у отдельных индивидов. (Хорошо известно, например, что, перепечатывая текст, одни машинистки кладут его слева от пишущей машинки, а другие — справа. Другой пример: находясь в транспорте, одни предпочитают смотреть в левое окно, другие — в правое. Аналогично этому, идя вдоль дороги, одни придерживаются ее левой обочины, другие правой и т. д. и т. п.)

В задачи настоящей главы не входит анализ жизненных показателей асимметрии ведущего зрительного поля. В данном случае нас интересовали только психофизиологические механизмы латеральной асимметрии ведущего зрительного поля (независимо от вербального или образного характера зрительной информации).

Для выяснения психофизиологических механизмов латеральной асимметрии периферического зрения была использована проекция одиночных раздражителей в височные и носовые зоны сетчатки.

Опыты проведены с 20 испытуемыми случайной выборки, но не имевшими семейного левшества, косоглазия и заикания. Условия проведения опыта и его процедура повторяли уже описанные. Тот же простейший прибор для демонстрации раздражителей, та же специфика раздельного, сепаратного зрения. В качестве раздражителя использовалась вертикальная линия черного цвета длиной 10 мм и шириной 4 мм. Первичное положение глаз испытуемых контролировалось наличием фузионного образа фиксационных точек, одна из которых находилась в центральной зоне левого экрана, вторая — в центральной зоне правого. Расстояние между фиксационными точками подбиралось индивидуально и зависело от расстояния между центрами глаз испытуемых.

При проекции стимула в височную зону левого глаза использовался один раздражитель, который располагался у внутренней границы левого экрана, на отметке «—10». Угол проекции линии в глаз составлял в среднем 13°. Второй экран (правый) не имел раздражителя, адресованного к периферическим зонам сетчатки. Как и в предыдущих опытах, испытуемые показывали видимые ими «на просвет» раздражители с наружной стороны экранов и описывали их местоположение в зрительном поле вербально.

Опыты показали, что проекция одиночного раздражителя в височную зону левого глаза вызывала субъективное восприятие его контралатерального переноса у 16 человек из 20, т. е. в 80% случаев; 80% испытуемых, описывая местоположение линии, утверждали, что видят ее не в центре зрительного поля, где она находилась в действительности, а у правой наружной границы бинокулярного поля зрения. В этих случаях вместо перцептивного образа у испытуемых снова возникал фантомный, который они показывали в «пустом» зрительном поле, в пространстве, принадлежавшем носовой зоне другого (правого) глаза. Фантомный образ обладал всеми свойствами, уже описанными при изложении экспериментальных данных ранее.

Появление фантомного образа в правом поле зрения при проекции раздражителя в височную зону левого глаза может свидетельствовать о доминирующем значении правого глаза и о передаче зрительной информации, получаемой неведущим глазом, ведущему.

Следует подчеркнуть, что при проекции одиночного раздражителя в левую височную зону испытуемые показывали раздражители там, где они их видели, т. е. моторный и сенсорный компоненты совпадали. Большинство испытуемых видели фантомный образ у правой границы зрительного поля и именно там показывали его указкой, не подозревая, что реальный раздражитель находится совсем в другом месте экрана. Ведущим в данном случае оказывался сенсорный компонент: именно к зрительному образу подстраивалась рука, так как испытуемые показывали фантомный образ, видимый на периферии зрительного поля, ориентируя свой указательный жест точно на границу экрана.

Появление фантомного образа в пространстве корреспондирующей зоны правого глаза при проекции раздражителя в височную зону левого имело место не во всех случаях. 20% испытуемых, составлявших исключение, разделились поровну между видящими стимул без искажения, адекватно его действительному местоположению и воспринимающими стимул смещенным, но в пределах того же левого экрана, у левой границы поля зрения. И в том, и в другом случае сенсорный и моторный компоненты также совпадали — испытуемые показывали стимул точно в соответствии с вербальным описанием местоположения видимого ими образа.

При проекции одиночного стимула в височную зону правого глаза были получены результаты, аналогичные только что описанным, но количественно менее выраженные. Проекция раздражителя в височную зону правого глаза производилась из внутренней зоны правого экрана, с отметки «+10». Угол проекции раздражителя в глаз составлял в среднем 13°.

В результате экспериментов обнаружилось, что 65% испытуемых видели и показывали стимул смещенным в котралатеральном направлении, у левой границы зрительного поля, на отметке «—40», «—45» градуированной шкалы экрана. Иначе говоря, стимул, проецируемый в височную зону правого глаза, воспринимался в области проекции носовой зоны левого глаза уже не в 80%, а только в 65% случаев. Соответственно и образ объекта, проецировавшегося в правый глаз, передавался левому глазу только в 65% случаев.

Таким образом, если при проекции в височные зоны парных раздражителей фантомные образы в пространстве контралатеральных носовых зон появлялись в 80% случаев, то при проекции одиночных раздражителей количество случаев «корреспондирующих» фантомных образов заметно снизилось. При этом наблюдалась четко выраженная правосторонняя асимметрия локализации фантомных образов: височная зона левого глаза передавала свою информацию правому глазу в 80% случаев, тогда как височная зона правого глаза передавала свою информацию левому только в 65% случаев. И это, невзирая на то, что главной функцией рецепторов, расположенных в височных зонах сетчатки и имеющих ипсилатеральные связи с нейронами зрительной коры, видимо, является именно передача информации к носовым зонам для образования единого фузионного образа.

Проекция одиночного раздражителя в правую височную зону в 20% случаев не обусловила пространственного смещения его образа; 20% испытуемых видели раздражитель именно в той точке экрана, где он находился в действительности, так, как видятся раздражители, проецируемые в носовые зоны. И еще 15% испытуемых видели стимул, проецируемый в височную зону правого глаза, смещенным в пределах правого экрана, у его наружной границы, на отметке «+45», т. е. в пространстве правой носовой зоны. Таким образом, 35% испытуемых показали сохранение зрительной информации, проецировавшейся в правую височную зону, в пределах правого зрительного поля, тем самым снова демонстрируя ведущее значение правого зрительного поля.

В отличие от височных зон, обусловливающих правостороннюю асимметрию восприятия латерального пространства, проекция одиночных раздражителей в носовые зоны в наших опытах асимметрии не выявила. Проекция одиночного раздражителя в носовую зону как правого, так и левого глаза вызывала возникновение перцептивных образов в 76% случаев. Иначе говоря, 76% испытуемых видели и показывали стимулы, проецировавшиеся только в правую или только в левую носовые зоны, адекватно их действительному пространственному положению. Остальные 24% испытуемых видели стимулы как в том, так и в другом случае смещенными в контралатеральном направлении, в пространстве височных зон, корреспондирующих с носовыми.

Проекция раздражителен в корреспондирующие зоны сетчатки обусловливала их восприятие в одном квадранте зрительного поля, наложенными друг на друга.

Итак, функции носовых зон сетчатки, входящих в контралатеральные зрительные системы, и функции височных зон, входящих в ипсилатеральные зрительные системы, не одинаковы. В пользу этого могут свидетельствовать также опыты с феноменом диплопии, хорошо известные в экспериментальной психологии и физиологической оптике.