Психические факторы в происхождении эпилепсии

Значение этих факторов несомненно должно быть признано, хотя у современных врачей и распространен взгляд, согласно которому наличие психических причин типично только для истерического припадка, эпилептический же припадок наступает будто бы всегда спонтанно, независимо от того или другого психического состояния больного.

Это довольно распространенное воззрение оказалось ошибочным, и теперь не может подлежать сомнению, что появление самого настоящего эпилептического припадка может быть в некоторых случаях обусловлено психическими причинами.

С этой точки зрения следует учесть и тот факт, что обычный эпилептический припадок у больного, страдающего эпилепсией, может быть вызван внушением. В связи с этим стоит, по-видимому, и тот факт, на который иногда указывают больные эпилепсией, что опасение получить припадок в какой-нибудь особо ответственной ситуации на самом деле способно спровоцировать припадок.

Значение эмотивных состояний в генезе эпилептического припадка известно было уже давно. Так, еще Гиппократ подчеркивал, что у детей эпилептический припадок может развиться в результате испуга. Врачи следующих эпох высказывались в том же смысле. Говерс подчеркивал значение страха и гнева, горя и забот. Связь эпилептических припадков с душевным волнением устанавливал также Крепелин. Указывалось, что именно первое появление припадков нередко связывается с эмоцией. Эта частота психогенного фактора в появлении эпилептического припадка высчитывалась разными авторами по-разному. Маршан и Ажурьягерра, представившие общую сводку этого вопроса, считают, что приблизительно в 5% всех случаев резкая эмоция могла способствовать появлению первого припадка. Описывались самые различные виды этих эмоций : укус змеи, нападение собаки, пожар, вид крови и т. п. В литературе описано наблюдение, когда больной мальчик получал эпилептический припадок каждый раз, когда он слышал собачий лай; у другого больного провоцировал припадок один вид собаки; интересно, что оба этих больных в прошлом перенесли нападение собаки.

Мы, действительно, в отдельных случаях можем установить связь эпилептических припадков с психическими моментами.

Так, мы часто слышим рассказ о том, что первый припадок случился с больным в детстве, когда он чего-то сильно испугался, например, когда его испугал ночью во время сна пьяный отец, или когда он, сонный, нечаянно упал с кровати и т. п. Под нашим наблюдением был больной эпилепсией, первый припадок у которого случился ночью во время сна, когда он был неожиданно разбужен артиллерийской стрельбой и очень испугался, не догадавшись сразу, что это была только учебная стрельба. В этих случаях внезапная эмоция, резко нарушающая равновесие высшей нервной деятельности, очевидно, способствует экстренному выявлению уже раньше постепенно подготовлявшейся эпилептической болезни. Ярким примером такой психогении могла служить бывшая у нас под наблюдением больная, первый эпилептический припадок у которой совпал с моментом тяжелой психической травмы — во время обстрела Ленинграда у нее на руках был убит осколком немецкого снаряда ее ребенок; в дальнейшем эпилептические припадки повторялись, причем они учащались в связи с тяжелыми переживаниями, которые больной приходилось переносить из-за алкоголизма ее мужа.

В других случаях припадки наступают не сразу после экстренной эмоции, а лишь спустя некоторое время. Так, мы наблюдали больного машиниста, у которого первый эпилептический припадок развился через несколько дней после сильнейшего психического потрясения (крушение поезда, случившееся по его вине).

Во всех случаях такого рода имеет место, таким образом, некоторая психогения. Однако она отличается от той, которая свойственна истерии. Там мы встречаем личные обиды, жизненные конфликты, осложненные ситуации, конкретные опасения, т. е. переживания гораздо более сложные и индивидуальные, здесь — грубая и простая, но сильная эмоция (испуг, неожиданность), без какой-либо ее особой психологической переработки.

С этим интересно сопоставить те судорожные припадки, которые могут развиваться во время сильного смеха.

Значение психического фактора может наблюдаться и в других отношениях. Именно эпилепсия обнаруживает нередко колебания в своем течении в зависимости от того или иного состояния высшей нервной деятельности больного. Периоды значительных волнений, неприятностей, утомления и т. п. часто совпадают с учащением припадков, которые, наоборот, становятся более редкими, когда у больного налаживается более спокойная жизнь.

Говоря о провоцирующем значении психических факторов, необходимо учесть, что со стороны самих больных, а также их родственников роль этих факторов часто переоценивается. Родители охотно ставят в связь судорожные припадки своего ребенка с каким-нибудь случайным переживанием, например с испугом, иногда самым незначительным, точно так же, как они всегда очень неохотно сообщают сведения, касающиеся неблагополучной наследственности в своей семье. Такая пристрастная оценка этиологических факторов стоит, вероятно, в связи с очень распространенным предрассудком, согласно которому значение наследственности в происхождении какого-нибудь заболевания означает будто бы его фатальность и необратимость.

Говоря о психических факторах в происхождении эпилептического припадка, необходимо припомнить одно указание, которое иногда делают наши больные, именно указание на то, будто бы они в состоянии, ощущая приближение припадка, усилием воли его приостановить. На это обращал внимание еще Шелино. Пенфилд сообщает, что некоторые из его больных были в состоянии остановить припадок особого эпилептического состояния специальным психическим напряжением. Некоторые больные сообщают, что им удается купировать надвигающийся припадок сильным напряжением мышц или глубокой инспирацией, или быстрой ходьбой. Нельзя, однако, сказать, действительно ли имеет место такого рода активное противодействие или же это результат ошибки суждения больного.

Наконец, сюда же, т. е. к провоцирующей роли состояний высшей нервной деятельности больного, относится тот хорошо известный факт, что момент засыпания часто провоцирует припадок. Вероятно, начинающееся сонное торможение коры видоизменяет индукционные отношения, в которых находится эпилептогенный очаг и вся остальная кора, вследствие чего сразу повышается возбудимость эпилептогенного пункта.

Таково разнообразие внешних средовых причин, которые в состоянии воздействовать на появление эпилепсии. Их сложность усугубляется тем, что нередко удается определить и совместное действие нескольких таких агентов. Вероятно многие из этих вредных воздействий еще остаются нам неизвестными. Их еще необходимо изучать, так как знание экзогенных факторов чрезвычайно важно для правильного лечения эпилепсии.

Понятно, что при таком комплексном понимании поводов, провоцирующих эпилепсию, у нас отпадает надобность разбивать ее на отдельные этиологические подвиды, что в свое время даже отражалось на терминологии, когда пытались выделять эпилепсию «пуэрперальную», «менструальную», «половую», «сезонную», «эндокринную», «позднюю», «старческую», «ушную», «носовую» и т. п.